Кланы и программы
Родоплеменное бытие как было основным в плане популярности 100 000 лет назад, так и осталось сегодня. Бытие национальное – это исключение, требующее очень больших затрат энергии. Поэтому бытие национальное невозможно поддерживать хотя бы относительно долго. Иное дело, что нации определяют вид человечества, что создает иллюзию, что человечество в основном пребывает в состоянии национального бытия. Реально эти национальные структуры непрочные и ничтожно малочисленные – хотя и определяют историю. Нации – это периодически возникающие надстройки над племенным бытием; они определяют мир, они загоняют племенное в тень, но только пока они есть. И в оболочках наций выявляется то же самое родоплеменное бытие, которое рано или поздно, а обычно рано, теряет национальную оболочку.
Что в начале – то и в конце; сначала клан провозглашает свою власть и вокруг него создается нация. Монархическая система – она ведь кланово-племенная. В конце нация рассыпается и остаются кланы – но уже не те, не первые.
В правильном мире общество или племя стоит над государством, а обществом или племенем руководят люди. Когда общество или племя умирает, государство начинает работать по унаследованной программе.
Чем больше структура, тем проще люди могут ей управлять; цивилизация, как структура максимальная, вообще никогда не подвергалась управлению, действуя всегда по собственной программе строительства человейника. Большие государственные системы, империи, при прочих равных управляемы гораздо меньше, чем небольшие государства. На поздних стадиях, при накопленной инерции, ручное управление в больших системах вообще отключается.
Группа «государство» и группа «власть над государством, владельцы государства» – это пересекающиеся группы, в государственных структурах сидят реальные владельцы государства. Но эти же реальные владельцы сидят там не все, многие могут там не сидеть, а заниматься другими делами. Реальные владельцы, «собственно власть», «сама власть» – это кланы, объединенные в племена. Исключения – когда правящих племен нет - случаются только во времена национальных революций, тогда действительно могут править общества нации. Это в первом видимом приближении.
Но самый главный владелец позднего государства – это программа. Если присмотреться, то правящие кланы государством не управляют. Правящие кланы на государстве паразитируют. Причем паразитируют неэффективно, поскольку государством на самом деле не управляют, оно управляется программой. Могут принять только какой-нибудь дурацкий закон – именно дурацкий, поскольку серьезный закон может повлиять на собственно большую машину, что нельзя и страшно.
Кланы - это в основном потомки людей с повышенным социальным интеллектом, и при оценке их действий это нужно учитывать. После того, как нации умирают, кланы снова вылезают на свет и берут ресурсы под контроль. Люди кланов уже не обладают талантами людей, которые власть когда-то захватили. Люди кланов – это наследники, и особым социальным интеллектом они тоже не обладают, это сложное качество, которое редко передается по наследству.
Есть кланы и есть попавшая им в руки государственная машина. Кланы не понимают толком, как эта машина работает. По сути своей она работает в убыток, но менять в ней что-то страшно. И этот порядок по мере возможности консервируется. Например, масса-необщество деградировала до права силы, а государство по-прежнему формально руководствуется какими-то прогрессивными общественными принципами, а реально никто уже не понимает, что это за принципы и как и почему они должны работать, но всё равно их продвигают.
Программа не получает никаких благ от того, что она реально системой управляет, поэтому назвать её владельцем сложно, а выгодоприобретателем назвать совсем нельзя. Поэтому и получается, что корпоративно-клановая система «владеет государством и страной». Что в общем тоже не совсем верно; она владеет только отчужденным продуктом, при попытке овладеть государственной машиной - машина развалится, и владеть будет нечем.
Люди в госструктурах исполняют программы. Владельцы государства почти не могут менять программы, и вся их власть состоит в способности эти программы обходить; по сути это и есть административный ресурс.
Как люди приспосабливаются к жизни в ландшафте, примерно так же люди приспосабливаются к жизни между программами. Паразиты набиваются в щели машины, и оттуда контролируют не машину, а людей и ресурсные потоки.
Программа – это еще и результат консенсуса, точка баланса множества сил, часто результат урегулирования конфликта. Любое изменение приводит к множественным реакциям, к «кругам на воде». Поэтому появляется еще одна программа: «не трогать программу». А к ней – еще одна: «а кто тронет, у того будут проблемы».
Что вверху – то и внизу. Машинная система, программная система имеет склонность набирать машинных людей. Так серые мышки проникают в структуры власти изначально и оказываются в них успешными; далее идет их накопление.
Старый клан, обросший структурами, тоже начинает действовать как машина. И получается, что в государственной машине оказывается еще одна машина. От этого состояния машинности чувство самосохранения не то что исчезает, но начинает выдавать ошибочные команды, в том числе может дать сразу противоречивое множество команд и привести машинную систему к ступору. Паразитическая система приобретает черты системы, а именно структур, в которых она развилась, иначе, оказывается производным фракталом старой системы высшего уровня.
К различению машинной и клановой частей: миром правит Америка, но миром правят кланы васпов и евреев. (На самом деле кланы тоже перешли на стадию машины, так что толком никто не правит, только дивиденды получают).
Часто говорится: правящая «система», управляющая «система». Но система эта состоит из программного инерционного момента, и набившихся в нее паразитов. Кланы в «домике» проводят свою политику, что естественно, но «домик» тоже проводит свою в основном политику-инерцию и иногда политику-реакцию, причем через этих же людей кланов, что понять сложнее.
Чтобы понимать, как работают государства и подобные системы, нужно уметь отличать программные механизмы от воли людей и их групп. И насколько эти люди могут изменять и обходить программные механизмы. Когда говорят «власть хочет», «государство стремится» - желательно ориентироваться, какая часть системы демонстрирует хотение или стремление. А в живых системах есть и третья сторона – общество и люди.