Животные

Животные – это машины, «известно» со времен Декарта. Потому что они исполняют свои программы-инстинкты. Животному можно задать новую программу, которая подавит инстинкт – но это тоже будет только программой. Животное предсказуемо, за исключением случаев поломки. На самом деле оно предсказуемо и в случае поломки, просто еще не научились это практически предсказывать, хотя теоретически вопрос решен.

Выбор животного – не свободный. При наблюдении окружающей среды в животном переключаются инстинкты; у какого в данный момент больший приоритет – тот и исполняется. Приоритеты записаны в отдельной программе заранее, и эта программа является заменителем свободы воли. А еще – имитатором свободы воли.

Скотина и насекомые проявляют свою волю, но не имеют свободы воли. В отсутствие рефлексирующего сознания их воля просто интегральный результат работы программ и инстинктов.

Нужно признать, что Декарт со своим «животные - это машины» не совсем прав. Все сравнения хромают. Данное хромает хотя бы потому, что скотина страдает; машина страдать не может. Скотина хочет убежать и реализовывать свои скотские желания. Но, увы, не может, потому что ограничена своим собственным машинным началом. Скотина – это машина, но скотина не хочет быть машиной. Что интересно, как и человек. Живое сопротивляется, и чем больше живого – тем сильнее сопротивление. Но это сопротивление живого животного – оно ведь машинное.

Машинное живое оказывается против машинного мертвого. Машина может быть живой и может страдать – поскольку она машина только в видении человека-наблюдателя. Сначала скотина – живая. Потом она – машина. Этот момент важен, поскольку к категории скотины часто относят рабов и крестьян.

Животное – это и зверь, и скотина. Что вносит путаницу. Скотина – это дикий зверь, подвергшийся специализации.

И скотина, и зверь – это машины. Когда говорится об их универсальности, всегда имеется в виду относительная универсальность. Зверь универсальнее скотины, но как зверь он, естественно, специализирован на своем образе жизни и своем ареале.

Дикий зверь – это универсал. Скотина – это специалист. Еще раз, всё относительно.

Это может звучать странно: свинья – это специалист. Свинья – это специалист по производству мяса. Но это верно. А корова может быть или специалистом по мясу, или специалистом по молоку.

Есть универсальный кабан и специализированная человеком свинья. Это разные породы. В кабане содержатся специальные свойства свиньи. А в свинье универсальные свойства кабана не содержатся. Свинья не выживет без человека. Человек может быть точно так же универсальным и специализированным. Из кабана свинью можно вывести просто, а наоборот, вывести из свиньи кабана – почти невозможно. Поскольку некоторые элементы генетического кода утрачены. Это позволяет говорить о кабане как универсальном, а именно содержащем в себе свинью, и о свинье как специальном, ничего, кроме свиньи в себе не содержащем. Свинья – это количественный набор отдельных признаков кабана, сопровождающийся утратой других, не нужных признаков. Свинья – это сокращенный качественно кабан.

И раса, и порода – это наборы устойчивых видимых признаков, передающихся по наследству. Естественным, природным образом получившаяся порода называется расой, а искусственно выведенная раса называется породой.

Скотина – это первая биомашина, созданная человеком.

«Скотина» у людей – это ещё и ругательство. Скотина никогда не обвиняется в том, что она скотина; но скотина есть выражение всего низшего человеческого. Стыда и совести у нее нет, ничего не стесняется, гадит где попало, чем ведет себя, естественно, как скотина. Скотина не имеет представления о морали, скотине не читают мораль, если скотина лезет куда не положено, ее просто хворостиной выгоняют на место.

Есть некоторая путаница: машина не может чего-то хотеть. Машины ничего не хотят, только имеют точку притяжения - аттрактор. Но скотина, бывает, чего-то хочет. Но скотина - это машина, а машина не может чего-то хотеть. Здесь проблема, скорее, со словом "хотеть": у него слишком широкое переносное значение. Просто на примере скотины с этим словом еще можно разобраться. А на уровне таких абстракций, как «власть» и «государство», что тоже машины, разобраться гораздо сложнее. Поэтому когда речь идет о хотении власти, желательно вспоминать, что её технический уровень между скотиной и машиной.

В муравейнике есть только специалисты. Мир инсектоидов обычно не рассматривается людьми как мир положительный. Потому что инсектоиды ограничены. Что интересно, ограничены они той же самой специализацией – именно тем, что дает им преимущества при выживании и достижении успеха. Специализация ограничивает. И потому специалисты ограничены – своей специальностью для всего прочего.

Специализация – удел насекомых. (с) Хайнлайн.

Через специализацию проводится аналогия с насекомыми. Уже многократно современный мир, современная цивилизация называлась человейником. Не потому, что людей много; а потому, что все выполняют свои функции и при этом ограничены во всем прочем.

Еще одна аналогия – механицизм процесса: что люди, что муравьи, все выполняют свои маленькие функции, что ведет к функционированию большой системы – муравейника, цивилизации, человейника. И та же специализация, механицизм оставляют за скобками мышления вопрос: а всё ли верно в этом процессе, туда ли он идет, и куда он вообще должен идти; если, конечно, вообще должен.

Специализация, конечно, удел насекомых. Но что удел людей? По принципу противоположности будет универсализация, но ведь это только средство для чего-то. Поскольку у людей есть только одна идея – быть, а далее – поддерживать качество и количество, то набор качеств и количество этих качеств должен поддерживаться. В этом и есть и «быть», и бытие, и удел людей.

У животных есть оценка, на базе которой выбирается действие и запускается механизм воли. Но выбор животного – это именно машинный расчет. Он может оказаться ошибочным, но только в результате получения ошибочных данных или ошибочного расчета, который делается на уровне инстинкта. Животное не может сделать выбор исходя из своих внутренних ценностей, поскольку таких ценностей у животного нет, и механизма выбора этих ценностей у животного тоже нет, и механизма формирования. Только человек может создать ценностную иерархию, и выводить одни ценности из других. Эти ценности можно назвать моральными. Мораль есть подмножество культуры.

У людей есть всё то же, что и у животных. Но еще есть морально-ценностная надстройка. Через морально-ценностную надстройку происходит процесс воспитания. Если такой надстройки нет, то возможен только процесс дрессировки. Вообще процесс дрессировки возможен всегда – это процесс машинный. Примерная разница в том, что при воспитании человек понимает и выполняет, а при дрессировке не понимает, но выполняет. Воспитание – только человеческое. Дрессировка – для всех. Человек – многомерен, животное – одномерно.

В силу отсутствия морально-ценностной надстройки животное не может, например, размышлять, чем подлец отличается от мерзавца, поскольку оба есть моральные категории. А если попытается – перепутает мораль с законом. У насекомого нет понимания смыслов. Кстати, эти два пункта наиболее удобны для отличия людей мыслящих от людей-машин.

Насекомое – это максимальная биомашина. Насекомое интеллектуально ограничено. Функциональность и компетентность не выходят за рамки друг друга. Оно полностью одномерно-функционально. Интеллект насекомого: влезть в комнату через невидимую щель и быть неспособным вылететь в открытое окно. О морали насекомого не говорят, её явно нет.

Насекомое рационально и функционально. Ничего лишнего у насекомого нет. Насекомое может видеться нерационально, но только в чужой среде, к которой насекомое не адаптировано.

Насекомые способны создавать невероятные сооружения. Но только по программе. И они могут создавать сооружения только одного типа, в чем их ограниченность.

Цивилизация есть процесс инерционно-механистический, антикультурный и античеловеческий. Механистическое победит, выдавит человеческое. Человек будет функционален ради рациональности и рационален ради функциональности. Реально это почти произошло, человеческое – это ничтожные доли процента реальности. Мир не человечен, этот мир – машинный. Человечное составляет очень малую долю. И речь идет о его окончательном уничтожении. Большинству людей не нужны, и даже более, их раздражают даже эти оставшиеся проценты, когда они их наблюдают. Человек механистический – этот подвариант был в большинстве всегда, просто не всегда он определял бытие всех людей. Кстати, и то, что он бытие определяет, и вызывает у людей некоторое раздражение. Отсюда и идея победившего восстания машин и нового восстания против машин. Что, впрочем, будет равно восстанию против масс.

У нас нет больше поэтов, артистов, трагиков, революционеров, сумасшедших мистиков, воодушевленных чудаков, но все больше и больше зомби, которые только и умеют, что быть "функциональными". (с) Xavier Eman

Человек цивилизованный – это человек адаптированный, переработанный под запросы цивилизации. В цивилизованности нет никакого позитивного момента. Быть цивилизованным – это просто судьба. Которая, к тому же, идет к завершению. Чем дальше в цивилизацию – тем больше скотины и насекомого. Потому что уровень адаптации к ней постоянно повышается.